ЛИ-ритуал

одна из основных категорий кит. умозрения, обозначающая основной, в идеале — единственный (в сочетании с юэ-музыкой), регулятор отношений в обществе. Этимологически Л.-ритуал - действие, связанное с жертвоприношением, особенно с манипуляциями с ритуальными сосудами. Впоследствии под влиянием конфуцианства Л.-ритуал начинает пониматься как освященная традицией форма (наряду с музыкой) символического поведения, а затем и как воспитанность вообще, признак принадлежности к «сословию служилых» — конфуцианцев (жу).
В культуре членов этого сословия образованных (ши) человек благородный (см. Благородный муж) начинает восприниматься прежде всего как носитель таких качеств, как жэяь-человечность, «верность должному» (н-долг), чжм-разумность, синь-надежность и ли-учтивость, причем акцент многими делается именно на этом последнем качестве. Логически расширение сферы применимости Л.-ритуальных форм поведения приводит к регламентации всех сторон жизни, и особенно обрядов, связанных с рождением, наречением имени, совершеннолетием, браком и смертью. Все это фиксируется в соответствующих текстах, наиболее известными из к-рых становятся «Книга обрядов» (Ли цзи), «Чжоуские обряды» (Чжоу ли) и «Образцовые церемонии и правила благопристойности» (И ли). «Ли цзи», «Чжоу ли» и «И ли» в совокупности называются «Тремя [канонами правил] благопристойности» (Сань ли). Эти книги, по-видимому, были известны уже в эпоху Хань (206 до н.э. — 220 н.э.), комментировались при Тан (618-907), вошли в каноническое «Тринадцатикнижие» (Шисань цзин), однако разработка теории Л.-ритуала как основы нравственности и позже представлялась настолько важным делом, что писание книг на эту тему никогда не прекращалось. Так, в частности, в 1750 было издано «Полное исследование по пяти категориям ли-ритуала» (У ли тун као) в ста томах, посвященных жертвоприношениям, придворным празднествам и приемам, военным уставам и траурным обрядам. Во многом благодаря этому литературному выражению нормативных регуляторов поведения, к-рые в других обществах столь тщательно не фиксировались, возник известный европейский стереотип «китайских церемоний». Наиболее известной из классических книг, в к-рых были систематизированы правила, выработанные в отношении обрядовой, в первую очередь связанной с отправлением государственного (имперского, или императорского) культа, деятельности, по праву считается «Ли цзи». Здесь, помимо прочего, с особой силой выражена идея установления при посредстве ритуала «человечного правления» в «правильно» (чжэн) устроенной, гармоничной Поднебесной (Тянься). Именно через ритуал, по мнению авторов «Ли цзи», возможно достижение общего блага: «[Если бы] великое дао [могло быть] реализовано, справедливость (гун) [воцарилась бы] для всех в Поднебесной» (Ли цзи, гл. 9).
В этой же главе содержится достаточно подробное описание этого идеального состояния общества и вводятся крайне важные для кит. сознания вплоть до сегодняшнего дня представления о т.н. великом единении (да тун) и малом умиротворении (сяо кан) как соответственно идеальном и приближающемся к идеальному нравственным состояниям государства-общества. Общественная гармония (хэ), достигаемая посредством соблюдения всеми норм (ли), выраженных как в письменных текстах (в первую очередь в «Ли цзи»), так и в неписаных правилах поведения, учтивости, приводит буквально к такому состоянию социума, когда он ощущается всеми как собственное тело. Это и есть «да тун», этос, характеризуемый в другом важном памятнике письменности следующим образом: «Небо и земля (тянь-ди, что также означает «космос»), все вещи-явления (вань у) — [все равно что] тело-персона одного человека (и жэнь чжи шэнь). Это и называется — «да тун» (Люйши чуньцю, 14.1).
В менее совершенные эпохи, когда «великое дао в тени» (инь), этос характеризуется преобладанием партикуляризма, когда «родные для каждого — только его родственники, а дети — только его дети», и «сильные дома (букв. - да жэнь, большие люди) считают нормой (ли) передачу [своих богатств и власти внутри семьи] из поколения в поколение, охраняя [все это] при помощи укрепленных городских стен и наполненных водой рвов» (Ли цзи, гл. 9). Такое состояние нравов и называется «сяо кан». Пожалуй, самыми выразительными признаками отличия порядков при «да тун» от состояния дел при «сяо кан», приводимыми в той же главе, можно считать то, что в первом случае «люди, выходя из дома, не запирают дверей», а во втором — превращают свои жилища в настоящие крепости. Тем не менее все шесть героев древности, к-рые упоминаются здесь в связи с теорией морали (а именно Юй, Тан, Вэнь-ван, У-ван, Чэн-ван и Чжоу-гун), жили в эпохи типа «сяо кан» и с т.з., так сказать, нравственной конституции были для своего времени личностями безусловно уникальными. «Ли цзи» поэтому настаивает на тезисе о возможности нравственной жизни во все времена и при любых социально-политических условиях и сопровождает это утверждение ссылкой на пример шести перечисленных выше персонажей. Более того, в развитие теории «небесного повеления» (тянь мин), место к-рого в имперской идеологии теперь занимают «приверженность ритуалу и долгу» (ли и), авторы «Ли цзи» утверждают, что только соблюдение этих нравственных норм сделало героев древности победителями, т.к. и тогда, и теперь небо-абсолют оказывает свою поддержку лишь тем, кто соотносит свои поступки (жизненные стратегии) с требованиями Л.-ритуала, окончательно приобретающего в эпоху Хань характер космического закона: «Если кто не следовал бы ему (ли-ритуалу), он потерял бы свой престол, ибо люди почли бы его сущим бедствием» (ян, букв. - общественный вред, что в традиционном сознании корреспондирует со «стихийным бедствием» — хо).
В это же время, в связи с развитием натурфилософских идей и корреспондирующим с ними имперским (государственным) ритуалом, свойство музыкальной гармонии (хэ) приписывается самому космосу (юйчжоу, букв. — [упорядоченное] пространство-время, к-рое возникает в результате действия дао-демиурга, созидающего «космос» по образцу скоррелированного с «пятью стихиями» (у син) пятиступенного музыкального звукоряда).
В этом космически упорядоченном мире задачей социума и прежде всего его центрального элемента - «сына неба» (императора) становится поддержание небесно-природной (естественной) гармонии и приобщение всех подданных империи (включая варваров завоеванных территорий) к этой гармонии через «имперские» музыку и ритуал (ли-юэ). Этот процесс реализуется уже на «энергийном» (физическом) уровне воздействия на «народное сердце» посредством ци-среды, т.е. самого субстрата мироздания «гармонического эфира», или гармонизированной ципневмы. Гарантией успеха в этом почти теургическом акте выступает «небесно-природность» (тянь) музыки и Л.-ритуала, как бы вновь открываемая в ханьском конфуцианстве, хотя полное слияние ли-юэ в обрядовом действе, заставляющее вспомнить о греч. хорее (триединстве музыки, слова и танца), по-видимому, восходит к глубочайшей архаике. Это чувствуется и в словах трепетно относившегося к традиции Конфуция: «Я вдохновляюсь песнями [«Ши цзина»], опираюсь на ритуал (ли) и завершаю музыкой (юэ)» (Лунь юй, 8.8). Однако в полной мере роль музыки в утверждении в мире гармонии раскрывается в текстах более поздних эпох (Люйши чуньцю, 5.2). Т.о., конечной, пусть даже утопической, целью всегда остающихся в меньшинстве «культурных героев» оказывается вполне бескорыстное распространение при помощи Л.-ритуала и музыки (ли-юэ) «общего блага» (гун) как проявления присущей им самим и небу-абсолюту жэнь-человечности на всю Поднебесную, т.е. трансформация социума в единое «да-тунное», т.е. нравственное, «человеческое» тело при помощи ритуализации (ли) всех сторон жизни. Для реализации этой программы необходимы неординарные волевые (чжи) усилия, предполагающие категорический отказ даже от тени своекорыстия и помыслов о какой-либо личной выгоде. На языке Конфуция (Лунь юй, 12.1) такой отказ от эгоистических помыслов формулируется как «преодоление себя ради утверждения ли-ритуала» (кэ цзи фу ли) и характеризуется как необходимое и достаточное условие для утверждения в мире жэньчеловечности. Связанная со всей предшествующей традицией, но устремленная в будущее, эта установка традиционного сознания предполагает приобщение к человечности всех людей и в этом смысле намечает перспективу роста в мире общего объема человечности от «единственного человека» («и жэнь» как титул правителя) до «всечеловека» («и жэнь» как образ латунного космоса в утопии «Люйши чуньцю»). Эта программа очеловечивания космоса остается для конфуцианства актуальной на протяжении всей кит. истории, и к ней в той или иной форме обращаются практически все философы классического направления, от Мэн-цзы и Дун Чжуншу до Хань Юя, Чжу Си, Ван Янмина и философов-постконфуцианцев Лян Шумина, Фэн Юланя, Моу Цзунсаня, Тан Цзюньи, Сюй Фугуаня и других наших современников. Г. А. Ткоченко